Рядом с Кремлем, в доме, который судя по табличке когда-то слышал шаги сестры Ленина, Михаил заполнил несколько бланков. Затем ему предложили оформить по месту службы все необходимые формальности, пообещав неделю на устройство личных дел, и вручили копию запроса о его переводе.
Также Михаилу было сказано, что на новое место службы он должен прибыть в штатской одежде.
Доложив главному инженеру о предложении, поступившем от руководства Генерального штаба, Михаил зашел в отдел кадров, где узнал, что о его переводе уже получен соответствующий документ.

Уже на следующий день, после того, как о Михаиле поинтересовались кадровики Генерального штаба, ему в авральном порядке было приказано прибыть на новое место службы.
Ни о какой неделе отдыха не было и речи. Сравнительно молодой генерал очень отличался от его прежнего "шефа": здесь не звучали чисто армейские интонации, язык нового "шефа" был насыщен фразами более присущими какому-нибудь техническому профессору, а никак не генералу Советской армии. Во всем его поведении, в интонациях, в манерах чувствовалось то, что в дореволюционные времена называлось "голубой кровью". Вместо приказаний новый начальник предпочитал высказывать просьбы. Но, как очень скоро убедился Михаил, эти просьбы выполнялись неукоснительно и в кратчайшие сроки. Горе было тому подчиненному, который в силу каких-либо обстоятельств, не мог своевременно их выполнить.
Вместе с тем, атмосфера в управлении никак не подходила к типичным военным учреждениям Советсткого Союза. Здесь не чувствовался знаменитый бюрократический принцип: Я начальник-ты дурак. Основу составлял дух общей нацеленности на решение поставленной задачи, с самыми разными мнениями, видением решения проблемы. Причем каждое мнение досконально изучалось, отвергая без последствий тупиковые решения. Более того, неудачник нередко получал благодарность, а то и более существенные награды.

На совещаниях, которые "шеф" проводил по несколько раз в неделю, не было разносов, громких выволочек. Объективные причины, которые мешали исполнению заданий рассматривались только в направлении, как облегчить подчиненным их решения.
Разумеется, здесь, как и на старом месте, люди были очень разные.
И здесь были лентяи, и те, кто только делал вид усиленной работы, а на самом деле топтался на месте или искал причины для затягивания того или иного решения. Но такие офицеры были только среди тех, кто собирался на пенсию. Их старались не загружать работой, связанной с решением сложных задач и, особенно тех, которые требовали взаимодействия с сотрудниками другой аналогичной организации, но еще более, скажем так, "закрытой".

Молодежь, которая иногда "перенимала" стиль предпенсионный стиль работы в управлении долго не задерживалась. Этим офицерам находили должность, порой даже более высокую, но в глубинке, где прослужив несколько лет, они уже не вспоминали прежнее место службы. Да и вспоминать им было нечего.

О присвоении очередного воинского звания Михаил узнал, находясь в командировке на Дальнем Востоке, куда он был направлен буквально через несколько дней после перевода на новое место службы.
Судя по тому, как с ним разговаривал начальник управления, который тоже прилетел туда, Михаил понял, что руководство положительно оценило проделанную им работу.

А еще через несколько месяцев, когда Михаил, подготовившись к повторной поездке, стоя вместе с сослуживцами около пропускного пункта Чкаловского аэродрома, он осознал, что его опыт и знания высоко оценили не только здесь, но и среди более высокого начальства.
В этот раз должны были вылететь две группы: одна, в составе которой был и Михаил - на Дальний Восток, во главе с начальником управления; вторая - на Юг, руководителем которой был назначен главный инженер управления.
В это время к пропускному пункту подъехали несколько машин с номерами, указывающими на принадлежность к самому верху власти.